Значение эмоций в жизни человека

Но эти конфликты прямые, тогда как обычный гражданин не может напрямую противоречить научным знаниям как таковым. Если принять, что эта невозможность прямого возмездия эмоционально ощущается этим гражданином как установление и теперь против него дефицита признания, человек поймет, что он хочет его заполнить.

Крайним решением является отрицание ученого любой компетенции в области повседневной жизни, например, обращение к не научным практикам, но предположительно подтвержденное использованием или рекомендуемое из уст в уста. Рекомендация друга тогда намного сильнее, чем рекомендация, основанная на научной статье. Однако для серьезных проблем большинство из нас, однако, обращаются к специалистам в данной области, которые полагаются на научные результаты. Только тогда, когда научно обоснованные методы лечения терпят неудачу, и пациент чувствует себя покинутым, он может вернуться к незавершенным действиям.

Каждый из нас также имеет тенденцию выступать за особый случай и рассматривать кажущийся универсализм научных утверждений как не относящийся к его делу. Это не абсурдно, так как для того, чтобы прийти к решению в сингулярном случае, исходя из распределения вероятностей, которое справедливо на больших числах, необходим логический скачок - который коллективно желателен, но который, лица, чьи функции будут находить их в хвостах распределения, не оправданы. Эта проблема сингулярности связана с заботой о социальном признании, даже если для того, чтобы увязать сингулярность и социальное признание, нам необходимо добиться того, чтобы эта особенность была обнаружена только в определенных особенностях, а не в принципе.

Попытка отодвинуть ученых в их неузнаваемую область и вернуть их к более обычным способам общественного признания также заставит нашего обычного гражданина обратить внимание на всю информацию, которая показывает или предполагает, что ученые иногда действуют согласно процессы как ненадежные, как те, на которые способны так называемые обычные люди. Конфликты между учеными, обвинения в плагиате, обвинения в фальсификации данных, конфликты интересов, все эти инкриминирующие данные, таким образом, сохраняются гражданами, и они для них гораздо более важны, чем научные достижения, последствия которых выгоды еще не сертифицированы.

Более того, похоже, что все методы, связанные с научными достижениями, также имеют какое-то нежелательное воздействие, эти нежелательные последствия также играют важную роль в стремлении простых граждан оставаться скептически в оценке этих достижений.

Средства массовой информации заинтересованы в привлечении внимания и создании общественного сочувствия. Поэтому они будут использовать наброски, которые мы только что описали. Таким образом, они склонны выделять случаи фальсификации экспериментальных данных, опроса медицинского стандарта, споров между учеными. Это способ отомстить рядовым гражданам, предложить компенсацию за чувства отрицания признания того, что в них пробуждается техничность ученых. Но пробуждение эмоций - хороший фактор аудитории, и это одинаково хорошо относится к негативным эмоциям, как к положительным эмоциям, а тем более отрицательным эмоциям.

В противном случае средства массовой информации не будут уделять столько времени кровавым и трагическим событиям. Однако они сохраняют, особенно те, которые могут позволить им рассказать историю или рассказы. Эти события, которые позволяют нам рассказать историю, в более общем плане - здесь мы выходим за рамки отношений с учеными - те, в которых их главные герои или непосредственные свидетели могут быть доведены до высокого контраста между нормальными и положительными ожиданиями оценки и событий, которые внезапно поставили эти ожидания под угрозу.

Трудно нарисовать привлекательную историю из печальной и однообразной жизни, и, наоборот, история, которая заканчивается хорошо, является хорошей историей, только если она прошла через период, когда она шла плохо. Одной из причин нашего энтузиазма по поводу этих трагических событий является то, что мы хотели бы поделиться эмоциями, и особенно, чтобы поделиться с нашей семьей и нашими отношениями наша чувствительность к негативным эмоциям, вдохновленных ситуаций, в которых мы и наши отношения не были жертвами.

Наша позиция заключается не в том, что у непосредственного участника, как и у свидетеля. Это участие между людьми, которых рассказывают после сцены, так что мы избавлены от сложной задачи спасения или поддержки жертв. В дополнение к людям, которые поддерживали жертв, средства массовой информации показали нам, что других людей, которые не присутствовали, но которые сказали, что «очень мало» они могли быть жертвами. Интересно, почему. Таким образом, промежуточное положение этих людей определяет близость и дистанционные отношения между жертвами и общественностью и дает понять, что если наша роль зрителей средств массовой информации ставит нас в положение эмоционального обмена, то это только отдаленно отдаленная, третьей линии по отношению к жертвам и после тех, кто «мог быть жертвой».

Разделение эмоций - это мощное средство социализации, взаимного признания, и оно выполняется здесь с низкой эмоциональной стоимостью, поскольку участие зрителей в средствах массовой информации очень косвенно. С другой стороны, те, кто только что потерял близкого человека в террористической атаке, с трудом могут злоупотреблять этим эмоциональным шоком для невовлеченной публики.

В области информации о научных исследованиях это разделение эмоций со стороны третьих лиц, таким образом, гораздо легче пробуждается путем постановки ситуаций, в которых общественность может делиться эмоциями, не обязательно ставя под сомнение его собственных ожиданий и поведения. Мы охотно разделяем горькую отставку Галилея и его близкое сопротивление, которое ничего не меняет для нас. Можно сказать, что это эмоция второй линии. С другой стороны, помните в то же время, что мы должны теперь сократить наши поездки индивидуальным автомобилем или нашим отоплением, это тревожная информация, которая производит эмоции на линии фронта.

Мы предпочитаем эмоции, которые мы можем разделить, но без необходимости рассматривать срочный пересмотр наших решений, поскольку мы обычно предпочитаем эти эмоции, которые мы можем разделить во второй или третьей строке, и не обязываем нас изменять наше поведение.

Более того, эти проблемы имеют ощутимый бонус: мы можем уменьшить наш дефицит признания по сравнению с учеными, когда мы можем не только чувствовать, но и оправдывать и делиться негативными эмоциями подозрительности или тревоги риски, которые приносит нам научное исследование. Информация, которая ставит под сомнение превосходство ученых, выявляет подозрительное поведение или освещает споры, ослабившие научный авторитет, поэтому более важна для средств массовой информации и для их аудитории, чем информация, которая указывает открытия, понимание которых затруднено.

Тем не менее, информация, которая согласуется с научной строгостью и позитивно привлекают наше внимание это те, кто говорят, что ученые пересмотрели эту теорию или иную технологию, которая зависела от теории, и это таким образом, что удовлетворяет наши проблемы в то время. Но мы не перестанем узнавать, что абляции груди, чтобы избежать рака, слишком много практиковались на основе показателей, которые давали слишком много ложных срабатываний. Средства массовой информации также будут пользоваться этим типом информации.

Тем не менее в науке, и это будет почти определением научной области, ошибочность - это только обратная сторона эффективности метода пересмотра, одна не идет без другой. Разрыв в социальном признании между учеными и рядовыми гражданами заполняется еще немного, когда средства массовой информации показывают, что у ученых есть конфликты с признанием, аналогичные конфликтам граждан или даже более жестоким. Предпочитаемый сценарий граждан, лучший способ перебалансировать асимметрию признания, заключается в том, что ученые были отстранены от своих сверстников и, наконец, показали, что они были правы и против всех.

Существует тенденция забывать, что если их теории первоначально игнорировались, это можно было бы оправдать тем фактом, что их эксперименты еще не были полностью разработаны и ненадежны. С другой стороны простые граждане могут чувствовать себя вид косвенной мести отрицанием признания, изучая маневры Пастера, чтобы дискредитировать своих оппонентов по вопросу о спонтанном зарождении, даже если Пастер был прав, но иногда не веских причин.

Обычный гражданин считает себя исключенным из этих трюков - даже если он сам не стесняется использовать свои контакты с административным персоналом, чтобы поощрять его требования, - и поэтому он может более осуждать их, потому что они для него в противоречии с идеалом поиска единственной истины. Поместив ученых на этот пьедестал, он судит о своем падении все более предосудительно, потому что сам сам воздерживается от таких грехов, так как он не должен был носить факел, который требует столько требований.

Он также осудит конфликты интересов ученых и одобрит средства массовой информации, чтобы победить их, в то время как он не видит злобности в хвалительных оценках своих родственников в своих отношениях. Средства массовой информации, очевидно, будет использовать этот дифференцированный режим, чтобы вызвать возмущение и, следовательно, его интерес, который является то, что он может поделиться своим возмущением отношений в эмоциональных акциях, которые не имеют никакой функции, кроме признания взаимного общества.

Эти отношения между учеными, средствами массовой информации и общественностью не лишены провоцирующих эмоций негодования среди ученых. Они действительно расстроены тем, что эта публика, к которой они думают принести фундаментальные знания, подозревает их в трюках, в то время как они знают, сколько усилий и самопожертвований искажает их поиск. Они видят, что предложения, тщательно взвешенные и проверенные, карикатурированы популистскими версиями СМИ. Они видят, что общественность рассматривает на одном уровне сложные и проверенные исследования и претензии, не подвергнутые экспериментальным испытаниям различных фармакопей.